Говорят, сегодня Шмитт - самый читаемый в мире французский автор, а это означает, что Бальзак, Верн, Гюго, Мопассан, Сименон и прочая-прочая давно приняли его в круг классиков. Многочисленные драматические произведения Шмитта поставлены на сценах разных стран. Его повести «Дети Ноя» и «Мсье Ибрагим и цветы Корана», романы «Евангелие от Пилата» и «Секта эгоистов» известны всему миру. Профессиональный философ стал профессиональным писателем благодаря таланту говорить со всеми так, словно разговор этот идет тет-а-тет – с каждым читателем в отдельности. Проза Шмитта затрагивает темы, на которые современные люди не часто говорится вслух – жизнь, смерть, любовь, отношения людей с богом и собственной совестью.
Наш корреспондент встретился с писателем во время ноябрьского фестиваля «Эрик-Эммануэль Шмитт в Санкт-Петербурге», организованного Молодежным театром на Фонтанке.
- Господин Шмитт, фестиваль, носящий ваше имя, лично для вас – случайность или закономерность?
- Нет, это не правило, хотя уже однажды происходило похожее – в Германии. Нынешний фестиваль в Петербурге для меня огромная радость, положительные эмоции, приятное потрясение. И я очень признателен за это.
- В Петербурге вы не впервые: ранее вы побывали в нашем городе в 2005 году…
- Да, я тогда побывал в Петербурге и Москве, где встречался с читателями, литературными критиками и артистами. Что касается читателей, я увидел, что они в России требовательны: не ищут в чтении, в книгах исключительно развлечений. Им интересны истории из жизни других людей. Ваши читатели ищут что-то важное в литературе, они заняты поиском смысла жизни. Также в тот приезд я открыл для себя русских актеров, людей театра, и это был позитивный опыт.
- Вы хотите сказать, что у вас до этого была некоторая настороженность – справятся ли с вашими пьесами российские актеры и режиссеры?
- Мои предрассудок скорее заключался в том, что у меня было сформировано клише исключительной позитивности русского искусства. То, что Россия, страна высокой художественной культуры поставляет на экспорт – музыка, танцы - носит в основном позитивный, радостный характер. Но ваши исполнители, российские актеры, можно сказать, «танцуют на вулкане»: они переживают здесь и сейчас то, что делают, то, что они играют, так полно, словно завтра может и не наступить. Такое вот уникальное соединение невероятной радости и уникального пессимизма, которого нет ни у кого больше во всем мире.
- Судьбы и характеры ваших героев вряд ли можно передать не «танцуя на вулкане»: описанные в ваших пьесах люди почти всегда пребывают в раздумьях, находятся на жизненном сломе, в пограничном состоянии. Это проблемы, которые нет смысла играть поверхностно, да и невозможно!
- Я в своем творчестве действительно стараюсь понять жизнь и хочу показать, что ее надо любить, несмотря на трагизм обстоятельств, несмотря на скоротечность жизни. И если я изображаю любовь, то делаю ее реалистичной, не замутненной нелепыми фантазиями.
- Фестиваль в Петербурге позволил вам увидеть несколько российских спектаклей по вашим пьесам. А следите ли вы за постановками по вашей прозе во Франции и в Бельгии, где вы живете?
- Безусловно. Сейчас три моих пьесы ставят в Париже и несколько – в Провансе.
- Случалось ли вам писать пьесу по заказу театра?
- Нет. Но мне хотелось бы получить такой заказ. Увы, во Франции отчего-то решили, что я абсолютно независим ни от кого, автономен и обладаю правом делать то, что хочу (смеется). И никому даже в голову не приходит сделать мне заказ… Получается, что я – жертва своего имиджа, как Франкенштейн (улыбается). Но иностранцы относятся ко мне проще. Например, недавно написать пьесу по дневнику Анны Франк, еврейки, жившей в Голландии, меня попросили ее наследники.
- Слава вас не утомляет?
- Она дает признание, дает крылья, дает силу. Это восхитительно! Для автора быть востребованным, желанным – лучшая награда за труды.
- Вы сказали, что ваши произведения о любви к жизни. Но все ваши герои стоят в жизни перед выбором. Это означает, что выбор неминуем?
- Я не уверен, что у нас есть свободный выбор, свободная воля. Возможно, мы подчинены судьбе. И я все время задаю сам себе вопрос: «А не мог ли я стать в жизни кем-то другим?». Не является ли свобода иллюзией, порожденной нашим разумом? Последний вопрос занимает меня и днем и ночью, ему посвящена недавно законченная мной пьеса «Если начать сначала», которую мы разбирали с актерами Молодежного театра. Можно все начать в жизни сначала? Есть ли выбор, есть ли у нас эта свобода?
- Вспоминается известная фраза Карла Маркса: «Свобода есть осознанная необходимость»…
- Маркс великий мыслитель, великий философ, ценить которого можно независимо от своего отношения к марксизму.
- Философские основы легко просматриваются в ситуациях, оторванных от реальности. Как, например, в вашей пьесе «Отель двух миров», в которой герои, ожидающие своей участи, находятся уже не на земле, а в некоем чистилище. Подобная пьеса есть у Сартра…
- Действительно, это пьеса «За закрытыми дверями», которую я очень люблю. И «Отель двух миров» - подобие реплики на пьесу Сартра, который более склонен в ней к философии абсурда. В моей же пьесе скорее преобладает философия тайны.
- Так эта ваша пьесы лишь попытка пикировки с Сартром или свидетельство неподдельного интереса к теме?
- В «Отеле двух миров» я пытаюсь найти ответ на один из самых важных вопросов человечества: «Как жить, если мы все знаем, что умрем?». Моим персонажам жизнь не удалась именно потому, что они ее не ценили, не дорожили ей. Мой персонаж находится в коме и ждет, когда некий лифт либо поднимет его наверх, либо опустит вниз… Мысль о смерти не позволила героям насладиться жизнью. Им казалось, что жизнь слишком коротка, слишком призрачна. Но любить ее надо такой, какая она есть – призрачная, эфемерная, хрупкая.
- И в этом «Отель» перекликается с пьесой «Оскар и Розовая Дама». Удалось ли вам увидеть этот моноспектакль российской актрисы Алисы Фрейндих?
- Где бы я ни был – в Париже, Риме, Берлине, Варшаве - везде я слышал восторженные отзывы об этом спектакле, об Алисе Фрейндлих, знакомство с которой мне предстоит здесь, в Петербурге. Из взглядов, улыбок людей, которые говорят об этой постановке, следует, что спектакль произвел на них экстраординарное впечатление. И с каждым новым рассказом мне все грустнее: я так и не видел постановки… |