- А вы разве не живете искусством?
- Нет, я жизнью живу. И даже не понимаю, что такое искусство. Думаю, я к нему и не принадлежу: это такая человеческая выделка должна быть, такая адская работа, чтобы создать нечто прекрасное, что люди называют искусством! Я – среднестатистический ремесленник, любящий жизнь, солнце, траву, жену, ребенка. Это, конечно, предпосылка, чтобы заняться искусством, но я к нему, мне кажется, еще и не подходил даже.
- Говорят, что творить может лишь человек, свободный от забот…
- Творить – уже забота. Но от житейских, бытовых, пожалуй, да. Однако у этого свободного человека должна обязательно быть мысль, которая его жжет и сжигает, чтобы он очищался от жен, матерей, детей, любых близких людей, становился эгоистом в сфере своего дела.
- Но актерской профессии тылы не менее важны, чем в военном деле…
- У меня тылы, не то слово, надежные. Моя жена - актриса, учившаяся со мной на одном курсе Рубена Сергеевича Агамирзяна, который научил нас, что ничего начатого бросать нельзя – раньше надо было думать. Мы вместе уже полвека. Ломало, конечно,как и всех – в разных возрастах, когда иные люди разбегаются, но удержались. Школа-то одна, и сейчас у нас даже создан семейный, «тройной» театр, в котором мы работаем вместе – жена, сын (Ольга Исаковская и Алексей Корский. Прим. редакции) и я: читаем стихи, поем песни, играем концерты. Я абсолютно счастлив в этом: есть несколько человек, которые верны мне и которым верен я. Поэтому и держимся на плаву. Не в материальном плане, нет. Просто нам вместе хорошо. А для счастья больше ничего и не надо.
- Как появился в вашей жизни фильм Иосифа Хейфица «Плохой хороший человек», принесший вам известность?
- Для меня этот фильм – окошко в небо. С этой ленты началось мое небо: именно после него пошли роли в театре, потом в кино, возникла вера и появилось ощущение вечности. До этого моя мама, сильно униженная когда-то государством, меня всячески оберегала от всяких религиозно-политических стрессов, и я рос «как положено» - октябренком, пионером, комсомольцем, парторгом курса… Рос человеком, верующим в советскую власть. Служил в тот самый момент в армии. И вот человек по фамилии Хейфиц позвонил мне, попросил меня прийти на Ленфильм в какую-то дрянную, какие бывали только на Ленфильме, комнату, посадил напротив себя и спросил: «Вы читали повесть Чехова «Дуэль»?». Я ответил, что может и читал, но когда это было… Тогда он пересказал мне сюжет и без лишних разговоров завершил беседу, произнеся: «Все. Завтра вы будете сниматься». Это было чудо, потому что никаких усилий, чтобы попасть к Хейфицу, я не употребил. Утром меня вызвал полковник и сказал, что за меня «просил народный артист СССР». Посадили в УАЗик и отвезли на съемку. И общение с Иосифом Ефимовичем Хейфицем, как и предыдущая работа с Агамирзяном, стало расширять мои горизонты…
- Чем же особенны люди, которые могут чему-то нас научить в жизни?
- А что особенного есть в матери для ребенка?.. Есть дарование, таланты, данные богом, энергия, умение общаться с людьми, необыкновенная целеустремленность, хорошие родители, задавшие нужную морально-нравственную основу. Вот через эту призму ими и познается мир.
- Как вы отважились после общения с такими мастодонтами, как Агамирзян и Хейфиц, встать на режиссерскую стезю?
- А кто вам сказал, что я режиссер? Режиссер – это делатель искусства, человек, создавший НЕЧТО, явление. Для меня режиссеры – люди с некой кастовостью. Вот Эйфман, например, режиссер. Все остальное – это граждане, окончившие вуз и занимающиеся постановкой спектаклей для народа. Спектакли же, поставленные в театре с моей помощью, для меня спектакли не режиссерские. У меня нет «портфеля». Просто мне известен круг людей – актеров и зрителей, которым интересно то, о чем я хочу сделать постановку.
Я помню разгромную статью, которую написала моя замечательная подруга Марина Дмитревская после просмотра «Утоли моя печали». А спектакль удивительный в своей жизни и судьбе, в своей бессмысленности и… интересе, который к нему испытывает зритель. Он идет уже 16 лет. Это феномен, даже не имеющий прямого отношения к театру. Просто людям понятно то, что происходит с героями, которых, как сказал Иван Иванович Краско «даже не важно, кто играет».
- Вам важно стороннее мнение?
- Время прошло. Если я делаю что-то теперь, точно знаю, что делаю это со всей энергией моей любви. Ни больше, ни меньше уже не могу. А раньше, когда шел вперед по жизненному пути, мог что-то не доделать или излишне себя напрягать. Вот тогда, когда ты к чему-то стремишься, когда в поиске, чужое мнение важно. Теперь в большей степени важно мнение близких мне людей, потому что оно порой даже может изменить трактовку. И еще: сегодня критики перестали нам помогать, а только ругают нас или хвалят. Ты, будь добр, укажи, за что, за какие мысли... Что не так, и что я могу сделать с помощью своего актерского организма, чтобы было «так»? А иначе я закрываюсь, как ребенок, которого безосновательно наругали, и даже становлюсь временно не приятен… И это разъединяет людей. А должно объединять.
- Режиссерам с вами как с актером легко работать?
- Я очень жесткий внутри человек, но послушный. Выучен Рубеном Сергеевичем: даже самого безответственного, самого «неправильного» режиссера нельзя унижать. Как человек он пришел к тебе и в тебе нуждается… Отрицать его – это спорить с богом, который зачем-то же привел меня к режиссеру, а режиссера ко мне. Отрицать людей – болезненное занятие. И спорить я не люблю. Люблю слушать, хотя редко приходится слышать людей, которые что-то понимают в этой жизни.
- А если вдруг молодой человек выскажет толковое мнение, прислушаетесь?
- Молодых всегда интересно слушать: они говорят о том, как надо прожить жизнь, не зная, как ее надо прожить...
Беседовала Екатерина Омецинская |
